Вторая речка
Неужели я настоящий
И действительно смерть придет?
Недолгое пребывание Мандельштама в пересыльном лагере Вторая речка является одним из важнейших этапов «не жизни» поэта, логичным завершением той политики пыток, которой так страстно придерживался Сталин. Чем были заполнены эти два с небольшим месяца сказать с уверенностью нелегко. Сохранилось не так уж мало прямых или косвенных свидетельств о лагерных днях Мандельштама, которые тщательно собирали Надежда Яковлевна и Илья Эренбург, который в своих мемуарах писал: «Кому мог помешать этот поэт с хилым телом и стой музыкой стиха, которая заселяет ночи? В начале 1952 года ко мне пришел брянский агроном В. Меркулов, рассказал о том, как в 1940 году Осип Эмильевич умер за десять тысяч километров от родного города, больной, у костра он читал сонеты Петрарки. Да, Осип Эмильевич боялся выпить стакан некипяченой воды, но в нем жило настоящее мужество, прошло через всю его жизнь – до сонетов у костра…»
Вот, что вспоминал о лагерной жизни Мандельштама поэт и лагерник с большим стажем Юрий Казарновский: «…Нервический, моторный, привыкший бегать из угла в угол Мандельштам часто подбегал к запрещенным зонам, чем вечно сердил стражу и начальство. Он почти ничего не ел, вообще боялся казенной еды, путал котелки, терял свою хлебную пайку. Был он в кожаном, успевшем превратиться в лохмотья, пальто, но до самых страшных морозов он не дожил…»
А вот страшные воспоминания упомянутого Эренбургом биолога Меркулова: «С Мандельштамом я познакомился довольно печальным образом. Распределяя хлеб по баракам, я заметил, что бьют какого-то щуплого маленького человека в коричневом кожаном пальто. Спрашиваю: «За что бьют?» В ответ: «Он тяпнул пайку». Я спросил, зачем он украл хлеб. Он ответил, что точно знает, что его хотят отравить, и потому схватил первую попавшуюся пайку в надежде, что в ней нет яду. Кто-то сказал: “Да это сумасшедший Мандельштам! ”»
«С Мандельштама сыпались вши. Пальто он выменял на несколько горстей сахару. Мы собрали для Мандельштама кто что мог: резиновые тапочки, еще что-то. Он тут же продал все это и купил сахару…
Период относительного спокойствия сменился у него депрессией. Он прибегал ко мне, умолял, чтобы я помог ему перебраться в другой барак, так как его якобы хотят уничтожить, сделав ему ночью укол с 1ядом. В сентябре-октябре эта уверенность усилилась. Он быстро съедал все, был страшно худ, возбужден, много ходил по зоне, постоянно был голоден и быстро таял».
Вот то единственное, что по некоторым свидетельствам Мандельштам написал в лагере: «Черная ночь, душный барак, жирные вши».
О смерти Мандельштама известно так же мало. Вот те из немногих воспоминаний, которые больше других могли бы соответствовать правде:
По рассказам лагерника Казарновского, Мандельштам умер так: "Однажды, несмотря на крики и понукания, О. М. не сошел с нар. В те дни мороз крепчал... Всех погнали чистить снег, и О. М. остался один. Через несколько дней его сняли с нар и увезли в больницу. Вскоре Казарновский услышал, что О.М. умер и его похоронили, вернее, бросили в яму... Хоронили, разумеется, без гробов, раздетыми, если не голыми, чтобы не пропадало добро, по нескольку человек в одну яму - покойников всегда хватало,- и каждому к ноге привязывали бирку с номерком".
Биолог Меркулов говорил, что Мандельштам умер в первый же год пребывания в лагере до открытия навигации, то есть до мая или июня 1939 года. Меркулов подробно передал Надежде Мандельштам свой разговор с лагерным врачом. Врач, в частности, сказал, что спасти О. М. не удалось из-за невероятного истощения. Эта версия сходится с утверждениями Казарновского, что Мандельштам в лагере почти ничего не ел, боясь, что его отравят.
Некто Р., тоже поэт, приводит третью версию гибели Мандельштама.
"Ночью, рассказывает Р., постучали в барак и потребовали "поэта". Р. испугался ночных гостей - чего от него хочет шпана? Выяснилось, что гости вполне доброжелательны1 и попросту зовут его к умирающему, тоже поэту. Р. застал умирающего, то есть Мандельштама, в бараке на нарах. Был он не то в бреду, не то без сознания, но при виде Р. сразу пришел в себя, и они всю ночь проговорили. К утру О. М. умер, и Р. закрыл ему глаза. Дат, конечно, никаких, но место указано правильно - "Вторая речка", пересыльный лагерь под Владивостоком".
И, наконец, по свидетельству физика Д., Мандельштам скорее всего умер в изоляторе в период между декабрем 1938-го и апрелем 1939 года. Относительно даты в официальном свидетельстве о смерти следует сказать, что подобные даты часто ставились произвольно; нередко смерти относили к военному периоду - чтобы списать на войну действия НКВД. Да и вообще, как пишет Н. Я. Мандельштам: "Выдача свидетельства о смерти была не правилом, а исключением. Гражданская смерть - ссылка, или, еще точнее, арест, потому что сам факт ареста означал ссылку и осуждение,- приравнивался, очевидно, к физической смерти и являлся полным изъятием из жизни. Никто не сообщал близким, когда умирал лагерник или арестант: вдовство и сиротство, начиналось с момента ареста. Иногда женщинам в прокуратуре, сообщив о десятилетней ссылке мужа, говорили: можете выходить замуж...". То есть, десятилетний приговор без права переписки фактически означал смертный приговор.
Только в 1989 году исследователям удалось добраться до личного дела "на арестованного Бутырской тюрьмы" Осипа Мандельштама и установить точную дату смерти поэта. В личном деле есть акт о смерти Мандельштама, составленный врачом исправтрудлагеря и дежурным фельдшером. На основании этого акта была предложена новая версия гибели поэта.
25 декабря, когда резко ухудшилась погода и налетел снежный ветер со скоростью до 22 метров в секунду, ослабевший Мандельштам не смог выйти на расчистку снежных завалов. Он был положен в лагерную больницу 26 декабря, а умер 27 декабря в 12.30. Вскрытие тела не производилось. Дактилоскопировали умершего 31 декабря, а похоронили уже в начале 1939 года. Всех умерших, согласно свидетельству бывшего заключенного, штабелями, как дрова, складывали у правой стенки лазарета, а затем партиями вывозили на телегах за зону и хоронили во рву, тянувшемся вокруг лагерной территории.
Это факты. Но жизнь человека не должна заканчиваться фактами, цифрами, машинописным текстом. Смерть стоит вне любого бюрократического аппарата, особенно если это смерть такого человека как Осип Эмильевич Мандельштам. Смерть Мандельштама – это одно из тысячи поражений режима, одна из тысячи страшнейших ошибок, одна человеческая трагедия, стоившая тысячи слез. В декабре 1966 года Надежда Яковлевна Мандельштам очень точно скажет о безумной философии власти-убийцы: «Есть замечательный закон: убийца всегда недооценивает силы своей жертвы, для него растоптанный и убиваемый – это “горсточка лагерной пыли”, дрожащая тень Бабьего Яра…Кто поверит, что они могут воскреснуть и заговорить?.. Убивая, всякий убийца смеется над своей жертвой и повторяет: “Разве это человек?.. Разве это называется поэтом?..” Такая недооценка своих замученных, исстрадавшихся жертв неизбежна…»
Еще в 1915 году в статье "Пушкин и Скрябин" Мандельштам писал о том, что смерть художника есть его последний и закономерный творческий акт. В "Стихах о неизвестном солдате" он провидчески сказал:

... Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:

Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...

И в кулак зажимая истертый
Год рожденья - с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:

Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном
Ненадежном году - и столетья
Окружают меня огнем.

Смерть Мандельштама - "с гурьбой и гуртом", со своим народом - к бессмертию его поэзии добавила бессмертие судьбы. Мандельштам-поэт стал мифом, а его творческая биография - одним из центральных историко-культурных символов XX века, воплощением искусства, противостоящего тирании, умерщвленного физически, но победившего духовно, вопреки всему воскресающего в чудом сохранившихся стихах, романах, картинах, симфониях.